Наглость незнакомки не знает предела; самка прекращает движение лишь в тот момент, когда полностью оказывается на территории Ветра. Чужой земле, на которую она не имеет права ступать – и именно этот факт нервирует больше всего. Оскалиться в ответ на маниакальную улыбку нарушительницы, сейчас сильнее всего желая вцепиться суке в глотку и вышвырнуть обратно, за границу. Но собака явно не в том состоянии, чтобы давать отпор, и она старается не провоцировать своими действиями еще больше, мозги у нее на месте. Поразительно, но и это умудряется взбесить – как же, так хочется выпустить пар, но нет для того повода, ведь противница не хочет отвечать! И, чувствуя, что его, судя по всему, и не найдется, начать постепенно остывать. Спрятать клыки, поднять голову, но шерсть не спешит снова укладываться, а в глазах все еще светится крайнее недоверие. Успокоением заражает еще и Фостер, тоже вступающий в игру.

– Добрый день. Что вас привело на наши земли? – самым что ни на есть дружелюбным тоном вопрошает патрульный, направляясь к доберману. Отстраненно посмотреть на него, не двигаясь с места, думая о том, как по-разному отреагировали они на внезапное вторжение. Природная невозмутимость должна была помешать загореться злости, но на этот раз она почему-то не явилась сдерживать такие вспышки. Может быть, усталость спровоцировала излишнюю раздражительность... Впрочем, босерон едва держится на лапах, а приветствует незнакомку вполне радостно.

Снова перевести взгляд чуть прищуренных взгляд на самку, что качает головой, приняв удивленный вид. Что же, она только что поняла, что вторглась на территорию противоположной своры? К тому же, еще и зайдя на земли Летящих Стрелой. Два нарушения за ту минуту, что было ее видно, а? Было бы забавно, если бы перед этим собака еще прогулялась бы до Кровавого Следа. Она какое-то время собирается с ответом, и за этот короткий промежуток в несколько секунд уже думается, что она ищет, что бы солгать.

– Нежелание оставаться там, – ставя ударение на последнее слово, хрипло выговаривает нарушительница, – поиск умиротворения и спокойствия, – неодобрительно поджать губы, слушая ее невразумительный отклик. Что же, она решила поменять своры, податься в Ветер, устав от чересчур агрессивных собратьев? Или, может, безымянную там неплохо потрепали, судя по ее внешности? Всем своим внешним видом выражать недоверие, медленно подойти к Фостеру, вставая чуть позади и сбоку. Все-таки не нравится мутность новоприбывшей; ее косые взгляды, а теперь и вовсе какое-то странное выражение морды, хитрое, каверзное. Что-то замышляет, не иначе. Босерон такого, по ходу, и не предполагает, судя по его добродушному принятию суки. Взволнованность снова поселяется в душе, хочется как-то намекнуть другу, что надо бы очнуться и открыть глаза, но никак.

– Чего вы желаете? – сухо бросить в сторону добермана, смотря ей прямо в глаза, два карих горящих огонька. Хочется, чтобы она, наконец, ушла, оставила это место в покое, равно как и собак. Утомленность и смешанные чувства одолевают, равно как и незнание, что делать. Почему все проблемы выпадают как раз на то время, когда и в себе-то разобраться не удается? И приходится их кое-как решать, с трудом, размышляя, кто же это в твоем теле заставляет тебя так делать. Ведь сам ты, будучи в здравом уме и трезвой памяти, поступил бы совсем по-другому, не факт, что лучше, но по своему.

Странное чувство измены. Может быть, злодейка-разбойница Вивьен слишком сильно таила обиду на свою Свору, театрально корча агрессивные гримасы и образцово-показательно смываясь с территорий, но подобное действительно приняла, как должное мерзопакостное предательство, брошенное подло в спину. Она рвалась к победе в поединке - это для нее естественно, ведь она хищник, который не отступает от мысли поймать добычу ни на шаг. Но те самые заядлые мысли, вгрызающиеся в ее голову, как назойливые комары, не давали ей покоя. Те, кто дарил своре всю свою измученную сущность, считали, что Вивьен - некое существо, способное на грязные делишки. Пора это прекращать, - думается собаке в образовавшемся промежутке, Эта дрянная паранойя умеет убеждать, а этим убеждением ловко бить. Собака трясет головой, желая вытряхнуть оттуда все с концами и избавиться от этого вируса, пожравшего иные более позитивные мысли. 

Тем временем, дратхаар поменял свое местоположение, встав рядом с плечом босерона, а затем безжизненно вопросил:
- Чего вы желаете?
И правда что... Чего? - эхом возникает в мыслях добермана. Вивьен горестно вздыхает, цепляя на морду жалкое подобие усмешки. Этот вопрос, можно сказать, был для самки немного риторическим. Она все еще металась из угла в угол, ища свое место, но пока его нигде не было. В конце-концов, все, что нас не убивает, нас делает сильней, - приободряет себя черная, встречным взглядом ловя драатхара. Облизывает верхний ряд зубов, а после, сладко фыркнув, отвечает:

- Чего я желаю? Пожалуй, лишь покоя, - спокойно и также бездушно бросает доберман. В принципе, она еще не совсем готова уходить отсюда, а посему отважно остается стоять. Недвижимо. Она прекрасно понимает, что чужак на территориях мало кому нужен, но двигаться дальше она не хотела, ибо, еще раз переосмыслив диалог, поняла, что ее длинные лапы унесли ее достаточно далеко от земель Убийц, что пересекает она, оказывается, уже вторую границу, и, пожалуй, хватит на сегодня, наверное?..

- Как вас зовут, леди? - внезапное обращение, которое мало будет сказать, что ошарашивает Вивьен. Удивленно вскинув бровь, она глядит на босерона, внутри себя борясь с желанием выдать себя, которое, в итоге, все равно побеждает. Она, изумленно потупив глаза, внимает его речи дальше, внутри себя продолжая переваривать ответ.

- Может вы бы не отказались с нами обойти наши земли? - начинает он. Вивьен, довольная собой, улыбчиво думает: Бинго! Хотя в одно мгновение ей и показалось, что он тихой украдкой прочитал мысли, она не придала этой паранойе должного внимания, а тут же, как собеседник закончил договаривать, начала отвечать на ранее поставленные вопросы:

- Имя мне - Вивьен, - без капли надменности, но гордо произносит собака, - Не отказалась бы, люблю новые территории, - она слабо натягивает уголки губ, пытаясь ответить на проявленное незнакомцами дружелюбие. Ее желание, которое только недавно слабо загорелось в ее голове, почти сразу же встало на путь выполнения. Быть может, этот день пытается скрасить ее унылые агрессивные скитания?..

офф: чуваки, а это наши последние посты? :о Если да, то добавлять переход? р.р

Отредактировано Viviene (2013-05-01 18:59:45)

Пес обреченно покачал головой, все довольно тяжело для осмысления. Требуется слишком много затрат, той драгоценной, энергии, которой у пса было итак позарез. Что делать? Выбор стоит между двух огней. Между доверием лучшего друга и между доверием чужака. Неужели драатхар настолько глуп и не понимает, что вся эта любезность не с проста, да. Неужели Рихтер забыл о том, как босерон вечно восклицал о чужаках, о том если бы он хоть кого-то увидел на землях своры, то задал бы нарушителям такую трепку! Вспо-ми-най... Фостер, на самом-то деле, все уже давным-давно хорошенько продумал. А все эти мысли о простоте мира - отвлекающий маневр для самого пса. Больше всего в жизни он не хотел воплощать свои планы в жизнь. Слишком они жестоки, по мнению пса. Но что поделать? Увы, ничего. Виноват не Фо, а последние события, произошедшие в своре. Если Адам бы не потерялся, ничего бы не произошло. Вы спросите, что же все-таки в мыслях у пса такого плохого. Да в принципе ничего, только кроме того, что эту доберманшу можно взять, как неплохого пленника. А Убийцы все же милосердны, наверное. Поэтому за своей прийти должны, даже обязаны. Не придут - значит эти псины наряду с волками. Такие же скотины. Исход возможной битвы был задолго решен. Двое на одну - победа ветреных, за счет значительного перевеса. Босерона ничего не выдавало. Его движения были расслабленными, голос спокойным. Даже тот фактор, что друг поверил в его "добрые" намерения, значит его ложь искусна, и ничего не раскроется, пока Фост сам этого не захочет. Превосходно! Остается только лишь похлопать себя по плечу хвостом, и жизнь удалась, хе-хе.

- Мое имя Фостер, - вежливо отдать реверанс. Ничего сегодня не помешает псу воплотить его планы в жизнь. Правда, только  жаль, что своей гениальной идеей босерон не может поделиться с Ритхером на данный момент. Ничего, это исправимо. Скоро ты поймешь, что все это не спроста, друг мой.

С каких пор пес начал становится этаким злодеем и придумывать различные каверзные ходы и планы? Да он сам на это ответить не сможет. Только покачает головой и промолчит. Ведь слов подходящих не найдется. Один его главный минус - пытаться догадаться, что произойдет в будущем, а не наслаждаться настоящим. Весомая проблема, знаете ли. Но за то хоть один раз в жизни ему понадобился один из многочисленных планов, придуманных Фостером. Это определенно успех. Как же завоевать её доверие? Сложно, сложно. Уходить так сразу нельзя, слишком подозрительно. Нельзя её спугнуть.

- Я давно хотел спросить, как поживает старушка Сэд? - на самом деле Фостер знал лишь имя этой собаки и то, какую она должность занимает, не более. У босерона и своих проблем хватает. Зачем ему лишние знакомства и проблемы? Пф.

Молчание затягивается, никто и ничто не смеет нарушить безмолвие, угрожающе нависающее над полем. Ветер еле-еле, неуверенно шелестит в траве, не осмеливаясь шуметь сильнее. Словно даже замолкают все птицы, останавливаются звери, чтобы посмотреть на драму, разворачивающуюся на границе. Всего три собаки, на первый взгляд весьма обыкновенные – но как потрескивает воздух от напряжения, сколько тайн и секретов высится за их плечами, не давая себя раскрыть! И лишь по искоркам, изредка проскакивающим в глазах той или иной фигуры, можно судить, что все не так просто. Каждый пес, стоящий там, старается мысленно проникнуть к другому в душу, покопаться там, чтобы все стало ясно, вот только, сколько они усилий они не прилагают, все бесполезно. Остается теряться в догадках насчет оппонента, изредка пробегая по нему взглядом и гадая, что же там, внутри? Чужая душа – потемки, да еще какие, так что туда нам пока что лучше не смотреть. А если уж вас так и тянет покопаться в чужих ощущениях, мыслях, эмоциях, то ладно, так уж и быть, но вам остается лишь один вариант из трех.

Непонимание растет и поднимается внутри, и хочется когтями землю рыть от этого чертового чувства. Мозг напрягается так и этак, но так и не может дать внятного ответа на вопрос о том, что сейчас вообще происходит. Все только какие-то смутные домыслы, предположения, от которых никому ни жарко, ни холодно. Напридумывать себе можно чего угодно, и только еще больше разволноваться, но не факт, что в конце концов это окажется правдой. Небо свидетель тому, что раньше, когда по этой же самой границе проходили два друга, один из них сказал, как отрезал, что никогда не допустит никого на земли своры Ветра. И как было сказано, так и сделано; но почему же сейчас это обещание рушится на глазах, не оставляя после себя совсем ничего? Почему, если уж дал слово, то не можешь его сдержать? Уж или иди до конца, или никогда больше ни в чем не клянись, не предавая потом своих родных. Смертельно усталый, наполненный глубоким разочарованием взгляд скользит по Фостеру, но тот не замечает, будучи полностью увлеченным чужачкой. Что же будет после этого инцидента, и как потом спокойно смотреть патрульному в глаза?

– Мое имя Фостер, – приторно-сладким голосом, от которого впору вывернуть свой желудок, воркует кобель. На миг на морде проступает ясная, четко различимая гримаса отвращения, но тут же снова скрывается под маской безразличия. Заметить сей прорыв переживаний не удается никому, что, наверное, к лучшему. Не так-то часто на этой морде проскальзывают хотя бы бледные призраки чувств, чтобы такое вошло в привычку и воспринималось как должное. Тем более такие ярко отрицательные эмоции, как злость, омерзение и иже с ними. А они за сегодня проявлялись уже не раз, и это страшит больше всего остального. Пусть босерон делает, что хочет – впору обратить внимание на собственное разрушение личности. Впрочем, не эгоистично ли это – носиться со своей депрессией или черт знает чем, пока друг тоже находится не в самом лучшем состоянии? Пусть он сотворил нечто невероятное, но он все еще остается одним из близких псов, и так просто выбрасывать его, как какую-то надоевшую вещицу, нельзя. В конце концов, не Фост ли в свое время способствовал значительному поднятию духа? А сейчас снова превратиться в такую тряпку, сломаться, как это уже было однажды... Кому сейчас легко? Устыдиться, зажмуривая глаза и чувствуя, как горит все тело. Тем не менее, пусть обида на патрульного отступает на второй план, это не значит, что Вивьен будет принята с распростертыми объятиями. Вивьен. Само ее имя в голове произносится холодным голосом, даже цедится сквозь зубы. Сжать челюсти, так, чтобы ни звука не вылетело из закрытой пасти. Нежелание говорить с противницей укореняется в мозгу.

– Будем знакомы, – абсолютно безразличным голосом отвечает самка, даже не попытавшись примешать к тону хотя бы небольшой оттенок радости, уважения, неприязни... Да чего угодно! Полнейшее равнодушие доберманши прямо-таки выводит из себя. С другой стороны, теперь понимаешь, как ощущают себя другие звери, когда все их реплики, вне зависимости от содержания, разбиваются о каменную стену безучастия. Это словно наблюдать за разговором с самим собой со стороны. На некоторых моментах даже шерсть поднимается на загривке – да отреагируй ты уже хоть как-нибудь!

– Я давно хотел спросить, как поживает старушка Сэд? – следует вопрос патрульного, который заставляет покоситься на кобеля с легким удивлением. Пожалуй, он застает врасплох, хоть и адресуется Убийце. Почему вдруг Фостер интересуется вожаком противоположной своры, из праздного любопытства ли? Или это банальная попытка завязать какой-никакой разговор? В таком случае, весьма корявая и странная. Непонимающе нахмуриться, поворачиваясь боком к собеседникам и поднимая голову, сверля их внимательным взглядом. Продолжение обязывает быть увлекательным, и не хочется ненароком пропустить какую-нибудь фразу.

– Вы думаете, ее что-то сломит? – отвечает самка, но в голосе ее скользит неприкрытая язвительность. Воин чересчур остро реагирует на обыденный вопрос об альфе, и подозрения различного подступаются все ближе. – «Старушка Сэд» все также рвет и мечет, любого своим старушечьим костылем прибьет, – сука акцентирует внимание на последних словах, с трудом выдавливая из себя убитый смешок. Она продолжает рассыпаться в сарказме, и это невольно наводит-таки на мысль. Такое чувство, что воспоминания о родной своре вызывают у нее не самые радужные эмоции, но почему? Вопрос о Сэд прорывает собаку на ответ, за которым вполне может стоять что-то серьезное. Наморщив лоб, постараться собрать кусочки паззла воедино. Нарушая все возможные границы, Вивьен оказывается пойманной на территории Ветра. И, вопреки всем ожиданиям, даже не прочь прогуляться по ним, даже нахально настаивая на этом. Возможно, подосланная шпионка? Но было бы весьма глупо со стороны Сэд разнюхивать все о состоянии соседней, нейтральной своры, пытаясь разузнать о сородичах. Чем разваливать Ветер, не эффективнее ли пытаться склонить его на свою сторону и таким образом получить численный перевес против кровного врага, Кровавого Следа? Альфа Убийц вовсе не претендует на звание собаки, желающей посеять хаос во всем лесу, так что вариант со шпионажем отпадает сразу. К черту догадки на середине пути, склеены еще не все частички. Итак, чужачка реагирует весьма агрессивно, когда разговор заходит о ее стае, даже обидчиво. Прибавить к собирающемуся полотну кажущийся маловажным, блекнущим на фоне остальных нюанс – физическое состояние. Уже было замечено, что противница, похоже, не так давно ввязалась в серьезную драку. Суммируя все получившееся...

Глаза расширяются от понимания, ударившего в мозг. От возможной картины происшедшего, промелькнувшей перед глазами, начинает кругом идти голова. И все-таки к черту всех тех, кто утверждает, что бродячая жизнь требует быстрых решений и импровизации на ходу! Пусть брешут какую угодно чушь, а аналитические способности все равно играют немаловажную роль. Разве теперь  кажется, что все то время, брошенное на тщательное, доскональное изучение личностей, было потрачено зря? Теперь, прочитав Вивьен, как открытую книгу, от чего все еще захватывает дух, можно смело хвататься за догадку, сводящую с ума. Возможно, от нее уж чересчур снесло крышу, поэтому надо срочно возвратить себе сдержанность. Сделать глубокий вдох и выдох, прекратить внутренний диалог, стараясь достичь полнейшей тишины. Сердце успокаивается, снова отбивая привычный ритм. Лапы перестают мелко подрагивать, словно неспособны вынести вес тела. Что ни говори, а в деле мигом дарить себе невозмутимость уже мастак, даже несмотря на сдающие нервы. Блеснуть глазами, в следующую секунду делая взгляд спокойным и ледяным. Посмотреть на Фостера на долю секунды дольше, чем нужно, жалея о том, что мысль невозможно передать на расстоянии другому псу. Никакой мистики, лишь суровая реальность. Внутри все сгорает от желания рассказать другу о том, что его собеседница вышла не из вполне заурядной потасовки. Снова резко отвернуться, глядя куда-то в одну точку перед собой, желая, чтобы эти движения воспринялись, как показуха, обида, ничего серьезного. Они должны быть связаны с предыдущим волнением. С языка почти срываются каверзные вопросы... Но нельзя, нельзя, возможно, босерон затеял какую-то опасную игру, о которой также не смеет сообщить. Облизнуть пересохшие от смятенности губы, отводя назад уши, чтобы слышать разговор собак.

Фостер смотрит. Его взгляд остро чувствуется, прожигает шкуру насквозь, призывает к действию. Но что можно сделать так, чтобы выйти наконец из этой пренеприятной ситуации и мирно разойтись по углам? В конце концов, и заварил эту кашу сам босерон, а теперь никак расхлебать и не может. Надеется на дружескую поддержку, и, несомненно, он еще может ее получить, если станет уже поступать адекватно. В своре и так сейчас нелегкие времена, и навлекать на себя лишних проблем, связываясь с этой подозрительной собакой, себе дороже. Сначала разобраться с самими собой, а потом уже на других зариться. Сейчас перед ними вполне может стоять их шанс на… на что-то, но мысль пропустить его становится все более разумной. Если доберманша до сих пор нужна хоть кому-нибудь, то за ней придут. А незваные гости – пожалуй, одно из самых худших изобретений мира. И кто их остановит, с таким-то численным перевесом на стороне врагов? Всякая надежда на какие-то хитроумные задумки собрата пропадает, да и выглядит это достаточно низко. В этом лесу еще не все забыли про благородность; в конце концов, остаются хотя бы какие-то ее жалкие остатки, пусть и еле походящие на былое величие. Да и черт с ними со всеми. Ход в очередной раз пропущен, молчание – единственный верный спутник, помогающий во всех случаях. И в этом, разумеется.

– Наш путь вам расскажет мой спутник, – елейным голосом проговаривает Фостер, и тут же в сторонку так, аккуратно, давая свободу действий. Нахмуриться, повернуть голову в сторону патрульного, пристально посмотреть на него. Что только не отражается в глазах в этот момент; пожалуй, перечислить все и не дано. Но последнее, что мелькает в них – крайняя усталость, смирение с превратностями судьбы и не только ее. У каждого есть терпение, пусть и не равной мере. Но есть и одна общая черта – рано или поздно оно заканчивается. Подходит к концу, лопается, да что угодно. И кто-то реагирует агрессивно, а кто-то просто сдается, поворачивается и уходит. Именно так, пожалуй, и стоит поступить. Здесь уже ничего нельзя сделать, все предрешено, и босерон не сойдет с пути. Прямо сейчас, к сожалению, нельзя вдолбить в него хоть толику здравого смысла, перед третьей лишней и движения лишнего не сделать. Да пусть тут воркуют; может, он и в свору ее пригласит. Почему бы и нет.

– Нет, – срывается с губ одно-единственное коротенькое слово, но и его вполне достаточно. Оно звучит резко, отрывисто, совсем не похоже на обыкновенную спокойную интонацию, с коей всегда приходится разговаривать. Фостер не вожак, его слова – не приказ, простое приглашение. А коли так, то есть и полное право отказаться. И никто не заставит сделать обратного, не принудит переступить через себя. Пусть твердость постепенно рушится, оставляя после себя лишь желание сдаться, лечь и умереть, что-то все же позволяет с трудом, но держаться на плаву. Пока что есть силы для того, чтобы просто поднять голову, развернуться и пойти, все дальше и дальше, пока и вовсе не скрыться из виду. Это, пожалуй, лучший выход. Криво, как-то устрашающе усмехнуться; в ухмылке сверкают на мгновение обнаженные зубы. – Не покажет.

Откуда дует легкий ветерок, неся с собой долгожданную свежесть и прохладу? Повернуться в ту сторону, демонстрируя своим собеседникам прекрасный хвост, и двинуться в путь. Неспешно переступать лапами, постепенно все более ускоряя шаг. Возможно, в спину сейчас и доносятся оклики и поспешные фразы, но ничего уже не вернуть. И ничего не будет, как прежде. Все поменялось, и перемены витают в воздухе – только вдохни, и почувствуешь этот тонкий еле уловимый запах, который может означать только одно. Вероятно, все еще наладится, придет в норму, запах исчезнет, но это будет новое время. А в старое, увы, не вернуться уже никак. И пока что остается лишь ежиться и закрывать глаза, ожидая, когда с неба свалится на голову что-то глобальное. Может быть, падать оно так и не подумает, но ближайшее время все равно придется провести в томительном мучении и неведении. Итак, курс лежит на случайные территории своры Ветра, а за спиной остаются друг и враг. Но разве друг этот не нарушил уже законы, а потом зашел еще дальше? И не считается ли он теперь предателем, от которого теперь можно ждать нож в спину? Нет, нет, у него есть еще шанс все искупить. Но, как уже и было сказано, ничего теперь более не будет прежним.

► Каменный ручей