Осень неумолимо идет все дальше, проходя сначала по городу, а потом и по лесу. Она уже вцепилась в эти места своими хваткими лапами и планирует не отпускать еще долго, пока зима не выбьет у нее право властвовать на землях. Дни становятся все короче, солнце словно угасает, все чаще прячась за серыми, хмурыми тучами, угрожающе гремящими, больше не грея. Добыча прячется по углам, и становится все сложнее добыть пропитание. Но такова наша участь, и цель – выжить, во что бы то ни стало.

Еще с середины дня пришлось равномерно прочесывать лес, ища хоть самого захудалого зайчишку. Удача улыбнулась всего пару раз – и то как-то нехотя, слабо, превращая улыбку в гримасу. За несколько часов удалось поймать только какого-то зайца да птицу с поврежденным крылом. Отнеся их в лагерь, одарить удручающего вида кучку дичи неодобрительным взглядом, развернуться и пойти обратно. Незавидна работа охотника, но жаловаться до этого момента как-то особо не приходилось. Сейчас, рыская между деревьями, постепенно заходить все дальше и дальше, уже даже не узнавая места, в которые занесло. А это что-то, да значит; все же лес сей был пройден от и до тысячу раз, и практически не осталось в нем незнакомых, неизвестных краев. Вдали что-то начинает виднеться, как свет в конце туннеля, и невольно устремиться туда, желая утолить свое любопытство.

Деревья резко заканчиваются, не смея выходить за строго определенную черту. Замедлить движение, повертеть головой, рассматривая поляну, тут и там испещренную камнями. Здесь царит особый, необычный запах, который обычно появляется на полях боя. Так может пахнуть только смерть, которая и заправляет этой землей, незримо нависая над ней, провожая случайных путников зловещим взглядом. Нет сомнений, она и сейчас смотрит на незнакомца, оказавшегося тут не иначе как ввиду своей глупости – или, может быть, у него нюх отбило? Именно поэтому от ощущения невидимого присутствия на загривке шерсть невольно встает дыбом. Чувствовать, что за тобой наблюдают, но не знать, кто, откуда, зачем, поистине действует на нервы. Чуть опустив голову, исподлобья осматривая кладбище. Конечно, что же еще это может быть, трудно не догадаться с первого раза. Оно долгое время оставалось стороной неизведанной, и, скорее всего, так бы и осталось, но все бывает в жизни. Хмуро уставиться на ближайшее надгробие, пробежав глазами по выбитым в камне строчкам. Впрочем, они все равно упорно не желают складываться в целые слова и предложения, так и оставаясь причудливыми закорючками, и суть их не суждено уловить никогда. Заново двинуться вперед, иногда останавливаясь у того или иного камня. Вот здесь, например, нанесено изображение какого-то человека, пыльное, грязное, практически неразличимое. Будто бы повинуясь какому-то внутреннему сигналу, уткнуться мордой в фотографию, провести по ней, стараясь смахнуть пыль. Со стороны это наверняка выглядит так глупо, но еще большей глупостью было бы пробовать облизнуть рисунок. Тем не менее, помогает, и грязь полустерта. Сквозь ее остатки можно увидеть маленькую девочку, что радостно улыбается, еще не зная, какая участь ее ждет. В то время она еще была веселой и беззаботной и не знала проблем. Что бы ни убило ее, оно точно знало толк в извращении.

– Восхитительно! Бессмертная и пристанище мёртвых, – нараспев, но горько произносит кто-то впереди. Поднять уши, посмотреть в ту сторону, откуда исходит звук, в тот же момент забыв про человека. Кто бы еще мог гулять в этом месте, наводящем тоску с печалью, давящем, невыносимым? Быть может, какая-то собака пришла на могилу своего старого хозяина, чтобы поговорить с ним? Тихо направиться в сторону незнакомки, решив для себя, что если это и правда так, то заводить разговор не стоит. И пусть одиночество нежно укутает ее.

Наугад сделав поворот, увидеть неподалеку белую волчицу, возлежащую близ огромного, вкопанного в землю креста. Нечасто, однако, встретишь в жизни такие парадоксы – скорее, она должна быть преисполнена презрением к месту захоронения людей. И никак не праведного благоговения. Как бы то ни было, следует оставить ее, ведь мало ли, что самка могла здесь забыть. Ее прошлое наверняка было красочным, и там вполне могла найтись ниша и для человека, что когда-то сыграл огромную роль в ее жизни. А может быть, и маленькую, но волчица все равно помнит его. Попятиться назад, стараясь не шуметь, и перед тем, как уйти, последний раз посмотреть на белую, как бы заключительно.

Впрочем, глупо было бы думать, что раз волчица и не в самом лучшем состоянии, то не сможет услышать, учуять или увидеть чужака, так некстати вмешавшегося в ее дела. Самка, пусть и нехотя, но подогреваемая пытливостью, оборачивается, глядя прямо в глаза. На морде незнакомки рисуется странная улыбка, а глаза прищуриваются. Этакая хитрая лиса в волчьем обличье, но только совсем не идет ей этот образ. Спокойно принять взгляд ее хитрых голубых глаз. Цвет этот весьма необычен, и нечасто встретишь в этих местах кого-то с холодным, даже ледяным оттенком синего в очах. На ум сразу приходит Лисс, но сразу отметается в сторону; окрас ее глаз, само выражение совсем другое. Загадочная худощавая волчица смотрела исподлобья, лукаво, с вызовом, но одновременно и что-то скрывая. Несомненно, рада случайному новому знакомому и точно не упустит шанса попытаться его помучить.

– И что это мы тут делаем, ра-адость моя, а? – все так же, нараспев, воркует собеседница, подмешивая к голосу крайнюю язвительность, стараясь обжечь, ужалить как можно больнее, задеть. Почему же она столь агрессивна, неужто и вовсе не рада, что ее «поймали» не при самых лучших обстоятельствах? Рефлекс самозащиты, попытки перевести стрелки, а может быть, за этой репликой кроется нечто иное. Ведь бывают такие особы, которые души не чают в том, чтобы поехидничать, вызывая у противника дикую злость. И в этой игре она решила начать с того, что ставит себя хозяйкой положения, делая вид, что она ранее не забрела сюда, где нет места живым, совершенно случайно, подобно своему собеседнику.

Волчица поднимается на лапы, с трудом стоит, но находит в себе силы подойти поближе, чтобы рассмотреть нарушителя спокойствия. Чуть поднять голову, вытянуть шею, отодвинуться, демонстрируя крайнее неодобрение такого наглого вторжения в личное пространство. Самка двигается плавно, грациозно, стараясь убрать свою дикую усталость и недостаток сил. Мазнуть взглядом по ее телу и заметить сквозь обилие пушистого шерстного покрова катастрофическую худобу. Странно, что она недоедает – судя по стойкому запаху, она в стае, что зовется Кровавым Следом. Возможно, там все строже некуда, но заставлять своих собственных воинов голодать?.. Приподнять бровь, удивляясь своим мыслям. Тем не менее, не стоит делать скидку на ее бедственное положение. У нее может быть куча проблем, но то, что она старается противостоять им и не показывать, уже делает белоснежную сильной. Как это, правда, забавно – лишь на само появление пса незнакомка отреагировала так остро, выпустив шипы, а он в ответ старается вознести ее в своих глазах, ища ей оправдание. Но она еще должна заслужить то или иное ответное отношение, потому что кто знает, быть может, в остальной жизни она и вовсе совсем другая. Не стоит судить по первой встрече, а? Как бы то ни было, свой ход она уже сделала, теперь нужно уступать. Очередь продвигается вперед.

– Случайно вышел, - слегка поразмыслив над ответом, спокойно и уверенно парировать нападку собеседницы. – А вы? – лучшая защита – это нападение, и за отражением следует встречный вопрос-атака, что довольно непривычно, пусть даже она довольно слаба и вежлива. Раньше приходилось только обороняться, но здесь несколько иной случай. Весьма любопытно, сможет ли она продержаться, не уступить стойкости противника, что равнодушно может снести любую ее словесный налет? В этом отношении, наблюдая за тщетными попытками других вызвать хоть какую-то реакцию, никогда не приходилось быть садистом, но на этот раз даже взыграла заинтересованность. Самка позиционирует себя, как личность стальную, железную, и это своего рода эксперимент – можно ли раскалить добела даже такую?

Пристальный взгляд волчицы не перестает буравить собеседника, и от такого повышенного внимания становится слегка не по себе, как это обычно бывает. Чувство того, что кто-то залип на тебе – одно из самых неприятных. Впрочем, самка вскоре начинает смотреть прямо в глаза, и, хоть это немногим лучше, но все-таки чувство напряженности немного спадает. Такую привычную игру в гляделки выиграть куда легче. Кровавая резко застывает рядом, на совсем ничтожном расстоянии. Нельзя и описать, как порой хочется обрести себе некую ощутимую ауру, чтобы каждый, кто попытался бы подступить на опасно близкое расстояние, стукался бы лбом о купол. Личное пространство – вещь несколько интимная, и именно поэтому внутри сидит нелюбовь к огромным сборищам и толпам, где не протолкнуться.

– Не прибедняйся, – моментально сменив тон, отвечает белая. Такого быстрого перехода настроения не ожидалось, но причиной тому, возможно, была сильная изможденность. – А я? Дела, дела... – в голове мелькает скептическая мысль по поводу того, какие дела могут быть на кладбище. Раскапывать могилы? Видимость занятости – всего лишь обычная отмашка, волчица и подавно не знает, каким образом и зачем она забрела на это покинутое всеми место. Скорее всего, попала сюда по чистой случайности или в поиске тихого местечка для того, чтобы отдохнуть, что нисколько не умаляет ее убийственной нахальности.

Физическое состояние безымянной весьма незавидно, и она, сдавшись самой себе, садится, наконец, на промерзлую землю. Наверняка, коли бы волчица сейчас находилась здесь одна, то позволила бы себе вздох облегчения. В этот момент внутри даже рождается некое спокойствие за незнакомку. Можно саркастично хмыкнуть, что не хотелось нести ответственность за то, ежели она прямо сейчас свалится с лап без сознания, можно долго и упорно доказывать, что ничего такого и вовсе не было, и вообще, кому до нее есть дело. На самом же деле правду принять куда легче, чем спорить или оправдываться перед самим собой, что крайне глупо. Истина же заключается в том, что, даже будучи чрезвычайно замкнутым в себе, тщательно скрывая любые проявления чувств, смотря на мир вовсе не через розовые очки, Рихтер вовсе никому никогда не желал зла. Он мог питать к кому-то антипатию, но не хотеть чего-то плохого или, тем более, смерти. Наверное, именно поэтому у него никогда не было настоящих врагов. Да, сочувствие к этой волчице родилось где-то в душе, хоть и не поднялось куда-то выше. Она, тем не менее, все равно никогда этого не поймет, предпочитая продолжать свои насмешки. Что ж, это ее воспитание, ее натура, белоснежная сама себе хозяйка – а потому остается лишь горько, но понимающе вздохнуть.

– Ай, кошмар, кошмар, – берется за свое собеседница, вытягивая свою и без того длинную шею. Самка близко, слишком близко, и у нее нет на это никакого права, потому что нет и особых привилегий. Чувствуя дыхание Кровавой, неприязненно поморщиться, снова отступая на пару шагов назад, смотря на нее укоризненным взглядом, словно на волчонка. – Я же, как истинный верный воин должна гнать собак прочь! А ты как думаешь? – по-видимому, волки из Кровавого Следа настолько разошлись, что решили сжить собак даже с официально нейтральных территорий. Или же это думы сей чудной дивы, враждующей с псами. Возможно, в другой ситуации, коли бы она себя хорошо чувствовала, то драки было бы не миновать. А может, и нет – что-то подсказывает, что здесь все обстоит по-другому. Не читается в этой особе дикой ненависти, той, которая побуждает через силу лезть на рожон.

– Думаю, что вам нужно набрать сил, прежде чем гнать собак прочь с общих земель, – дать интересующейся весьма туманный ответ, загадочно глядя на нее. Да, есть такой грешок – говорить то пословицами, то за одними словами скрывать другой смысл, то еще что... Избавляться от него, впрочем, не хочется. Прибавляет некой особенности, шарма, что ли. Ну, а конкретно в этом случае под словом «вы» может подразумеваться и вежливое обращение к самой волчице, и вся стая в целом. Предложение и в том, и в том значении не теряло своего смысла, лишь немного меняя приоритеты.