В воздухе все настолько пропиталось этим напряжением, что Вивьен порою казалось, что дышит она чем-то спертым, тяжелым, почти неподъемным и неисчерпаемым. Хладнокровное равнодушие давно грозится наступить на пятки агрессии, в одночасье одурачив ее. Но агрессию легко питали диалоги, пустыми монологами вырывающиеся из уст иных, что находились здесь почем зря и почти ничего не меняли. Да, Вивьен была своего рода самым законсервированным консерватором, что века-вечные готов служить одним и тем же законам, на корню пресекая все нововведения. Но что она может, будучи не самой доверенной личностью своры? Ровным счетом ничего. Она даже в своеобразной семье остается изгоем, служащим не альфе, а самой своре верой и правдой. Впрочем, она всегда хотела быть пулей в стволе, пущенной прямо в яблочко. И пуле этой предначертано быть запомненной навечно.
Очередной пес встал на защиту отпрысков ошалевшей альфы. Парадоксально было то, что говорил он достаточно долго, но почти ни единого слова не впилось в память Вивьен. Ни единое словечко не стало жалким кирпичом для фундамента защитной стены этих щенков. Мимолетом пропустив эти слова в одно ухо и также удачно выпустив их из головы, псина лишь еще больше ощетинилась, задрав верхнюю губу и с презренным рыком наблюдая за самцом. Лишь ущербные отголоски слов о смешении кровей, дающих мощь, вдруг резко вновь взыграли в голове.
- Насколько бешеных лис ты объелся? - неустанно рыча, проговорила доберман, - Слышал ли ты хоть что-нибудь о зове предков? Наивность самца только расстроила и без того отчаявшуюся псину. Несмотря на всю шумиху, Вивьен настолько одержима напряжением, что в ушах слышался сердитый стук сердца. Казалось, что вся свора в ее лице - иная баррикада, стоящая напротив нее. Вновь из ниоткуда выплывший враг, просто считающий ее чужой, иной. Смотрящий на ее слова совсем не с той стороны, расценивающий любое словечко жалкой попыткой захвата власти. Душа ее рвалась, царапалась, кричала. Пыталась выбраться через ребра наружу, чтобы просто вскрыть все нутро и чувство ситуации. Она [душа] рвалась обратно в свору, беспомощно готовясь показывать свое беззащитное брюхо. Но хладнокровие и некоторое недоверие стальными объятьями сковывало грудную клетку, препятствуя вылету истины наружу.
- Так, значит, говоришь, предала я вас, что ж, попытайся наказать меня, Вивьен. Или же гордость не позволяет лапы об меня марать? - разразилась альфа. Вивьен, подобно немой, стояла, извергая из своих глубин неутомимый рык. Она тщательно прокрутила каждое слово с повтором, нарочно зацикливаясь на предательстве и наказании. Она задалась вопросами внутри себя, не нашедшими оправдания. Она просто поняла, что сама альфа воображает ее виртуозным палачом, пришедшим вести ее на эшафот. Отдает на растерзание несчастное, пожранное ранами тельце. Казалось, что глаза Вивьен в этот момент смотрят не на гневно дребезжащую Сэд, а куда-то сквозь нее... Воспоминания вспышками запылали в голове собаки. Она вспоминала свое детство, ворчание и писк щенков, ее братьев и сестер. Вспышка. Спустя мгновение их остается трое. Трое из семерых. Да, это был день потери фальшивок и тех, кто способен загубить род. Лицемерное истребление "брака" тогда могло возмутить маленького щенка, заставив его плутать в поисках остальных, но сейчас... Сейчас в сознании этот поступок воистину стал заслуживающим уважения для нее. Вспышка...
Что ж, хочешь убить меня как предателя, давай, - вновь вторила самка, с уловимой жадностью ожидая нападения добермана, но этого в ее планы не входило. Она лишь задала вопрос, который, по сути, был обвинительным и не требующим ответа. Ведь вопрос этот... Как бы Сэд перед ней не оправдывалась, хищница будет все понимать лишь так, как сама видит. Никто и никогда не сможет заставить читать чужие мысли. Альфа обратилась к своре, к чему Дьявольская псина почти не прислушалась, она просто поедала ее глазами, глядя в какую-то упрямую точку. В голове шла борьба, чехарда и прочая чертовщина, что всегда свидетельствовала о длительных и напряженных размышлениях. Да, Вивьен всегда была готова встретить свою смерть в клыки, но не сейчас, когда сам возжелавший ее смерти был потрепан не в этой схватке за жизнь, а тщательно пережеван волками.
Вернув заледенелому взгляду осмысленность и трезвость, хищница перевела карий взор аккурат в глаза альфы. Затихнув и нахмурив брови, она, после решающего глубокого вдоха, спокойным и в то же время грозным голосом произнесла:
- Лежачих не бью.
Зверюга продолжала смотреть на вожака. Да, она еще видела альфу в ней, но она пала. Пала почти на колени. Эта звериная агрессивная горячка, охватившая Сэд по отношению к бойцам собственной своры, до безумия сводила зубы. Да. Черт возьми, да! У нее было жаркое желание взмылить альфе холку за истерику, но она держала свои эмоции на коротком поводке, не позволяя им выходить за грани. Пусть в глазах стаи она может быть самым коварным завоевателем власти, ищущим трон с ослабевшим противником. Саму себя она всегда будет чувствовать по-другому. Чужая среди своих.
Перед двумя доберманами замелькала бежевая шея, пытающаяся стать оградительной решеткой. Да, эта шея, как судья на ринге, надеялась обоим скомандовать "Брэйк!". Вивьен лишь дернула ушами, продолжая наблюдать за развитием ситуации и изредка рождая утробное рычание.